Есть одно соображение, вернее аналогия, относительно очень существенного сходства состояния достаточно глубокого отказа от сахара с широко известным всем голоданием. Они настолько похожи, что я бы даже ввёл понятие “сахарное голодание”. И даже более того: голодание - это в первую очередь именно сахарное голодание. Разумеется термин этот сугубо утилитарный и что называется “собран на коленке” ради удобства изъяснения без каких-либо серьёзных залётов в научный академизм. Что я имею в виду?
Во-первых на голодании не употребляется никакая пища, то есть в том числе не употребляется и самый распространенный наркотик. Соответственно, должны присутствовать все признаки синдрома отмены глубокой стадии. Они и присутствуют. Но ситуация усугубляется отказом от вообще всей пищи, что вызывает сильную физическую слабость, внутри которой сходу можно не разглядеть конкретно сахарный отходняк, потому что что он как бы растворён в общем потоке ощущений. Можно сказать что у тела, активно борющегося за выживание, есть только две фазы - “есть пища” и “нет пищи”. А отсутствие сахара распознаётся в позиции “есть пища”, то есть в как бы более мелком масштабе.
Во-вторых чисто субъективно состояние даже не полного отказа от сахара внутренне очень похоже на состояние голодания по ряду факторов.
- Размеренный эмоциональный и физический фон. На голодании он граничит с немощью и бессилием вплоть до необходимости собираться всеми силами чтобы встать или предпринять некое существенное усилие. На сахарном же голодании всё существенно гуманее и далеко не так обременительно, однако внутренне сходство определяется безошибочно. Если в первом случае внутри как бы смерть и всеобъемлющая тишина, то во втором случае внутри просто спокойное невозмутимое молчание.
- Спокойный разговор и упорядоченно-ровный ход мыслей и рассуждений. В случае голодания на горизонте опять маячит немощь вплоть до необходимости именно вымучивать из себя длинные и детальные объяснения, инстинктивно склоняясь к постоянному “энергосберегающему” молчанию. Во втором же случае эффект более умерен, и у человека есть возможность выбирать в гораздо более широких границах от приемлемых по силе эмоций до спокойно-монотонного, но при этом не обременительного рассуждения.
- Необходимость постоянной работы внимания и намерения для запуска практически любой физической или умственной деятельности. В случае голодания на пороге выживания возникает необходимость как бы собирать всю волю в кулак и “с толкача” запускать практически любой хоть сколько-нибудь существенно энергозатратный процесс. Алгоритмы поведения и порядок действий разрабатываются каждый раз заново, а не выполняются по накатаной в фоновом режиме - действие требует серьёзного сосредоточения. При отказе от сахара эффект снова гораздо более умерен, но внутренне очень похож. Выражается он просто в большей осознанности и некоторой необходимости учитывать детали, которые или упускались из виду, или автоматически урегулировались “сами собой” в состоянии “сахарного жужжания”. То есть занимается положение между крайней экономией голодания и фонтанирующей рефлексивностью сахарного прихода.
- Физическая активность. На голодании человеку как правило очень обременительно, порой даже невозможно, делать резкие движения и действия его обычно мощны и как бы однонаправлены. Рывковыми их не назвать и таранными тоже, но совершаются они как бы в одну сторону и не предполагают изменения курса следования по ходу движения. На сахарном голодании ситуация похожа, но лишь тем, что не видится смысла в совершении лишних суетящих движений. Действия гораздо более гибки и могут безболезненно менять свой вектор в процессе выполнения, однако не грешат излишней нервозностью и порывистостью сахарной эйфории. И в первом и во втором случае физическая активность очень важна, даже необходима как вид разнообразящей жизнь работы внимания и способ обеспечения тела током необходимых питательных веществ. И лишь только сахарное счастье в своём необоснованном и мнимом изобилии может создавать иллюзию получения интереса и удовольствия от жизни не сходя с места и фактически не занимаясь никаким привязанным к практике исследованием, склоняя пораженный мозг к чисто умозрительным прозрениям и оторванным от жизни спекуляциям.
